Человек раскрывается и живет по—настоящему полной жизнью только тогда, когда услышал собственное сердце и последовал ему.
Андрей Денников, режиссер-постановщик театра кукол им. С.В. Образцова, 30 лет.
- Андрей, как Вы пришли в театр?
- Дело в том, что изначально я поступил в РГГУ, на историко-филологический факультет. Все было прекрасно, благополучно, я успешно учился, мне как будто даже нравилось. И, тем не менее, глубоко внутри я чувствовал, что это не мое. Ведь человек должен в жизни идти свои путем и делать то, к чему имеет призвание. И вот с третьего курса РГГУ я, в буквальном смысле слова, сбегаю в ГИТИС к знаменитому педагогу Иоакиму Георгиевичу Шароеву. Я совершенно не готовился к поступлению и прочел ему «Кошкин дом» С. Маршака. Это произведение я хорошо знал, потому что ставил его раньше, в своем кукольном театре на Петровских линиях. Я прочел его на все голоса так, что Шароев очень долго смеялся и, в результате, взял меня на бесплатное обучение, хотя уже не было мест. Так я пошел учиться сначала на актерский, а потом на режиссерский факультет, потому что Иоаким Георгиевич сказал: «Все равно ты будешь режиссером». А через пять дней после того, как меня приняли, я уже играл главную роль в его спектакле «Голый король».
- Считается, что репертуар кукольного театра рассчитан на детей, а какая публика к Вам приходит?
- Публика смешанная: маленькие зрители посещают детские спектакли, а на остальные приходят взрослые. Но билетерам я сказал, чтобы они не запрещали приходить на постановки для взрослых и детям.
- Даже на спектакль о Нижинском? Он не рассчитан не детскую психику…
- Конечно, я против того, чтобы на «Нижинского» приходили дети, потому что тему взаимоотношений Дягилева и Нижинского может воспринимать только сформировавшееся сознание. Там слишком много личных трагедий. Хотя в этом спектакле занята пятилетняя девочка, Джованна Раппа, которая играет Киру — дочь Нижинского. Она совершенно случайно попала на сцену, буквально из зала: ходила на все мои спектакли, и не заметить ее было невозможно: она подходила к сцене, дарила цветы. И когда мы искали маленькую актрису на эту роль, я решил пригласить именно ее и совершенно не пожалел.
- Андрей, Вы выступаете в качестве актера, режиссера, художника по куклам, сценографа. Как Вам удается все совмещать?
- Когда спрашивают: «Как ты это делаешь?» — не могу ответить, потому что такова органическая природа моего существования. Куклы сопровождают меня с детства, первую я сделал в пять лет. Тогда С. В. Образцов в телеэфире показывал, как делать куклу, а я повторил за ним. Я любил сам для себя разыгрывать спектакли. Мне очень нравились «Маленькие трагедии» Пушкина, и не все, а именно «Каменный гость», потому что там есть Дон Гуан, Донна Анна. Классе в восьмом я поставил дома для родителей «Гамлета». В школе ставил кукольные спектакли. Образцов на меня оказал очень сильное влияние, хотя видел я его только по телевизору.
-А кто на Вас еще повлиял?
- На меня влияли литературные герои, например Капитан Блад из «Одиссеи Капитана Блада» Рафаэля Сабатини. А также кардинал де Ришелье, этот персонаж до сих пор остается моим идеалом, его опыт я использую в своей работе. Театр есть театр, и тут, естественно, не обходится без интриг. И так как я занимаю руководящее положение, приходится перенимать какие-то политические навыки и умения известного кардинала. Я осознаю степень своей ответственности: мне нужно опекать и защищать актеров, выбивать финансовую поддержку. Почему я восхищаюсь кардиналом? Это был очень талантливый человек, его жизненным правилом было: «Все во благо государства». И я также, все что ни делаю — делаю во благо России и считаю себя патриотом. Когда со сцены произношу стихи Есенина «Я люблю Родину, я очень люблю Родину» — эти слова говорю от себя. И, конечно, я работаю на благо театра, в котором служу. Но иногда, бывает, воспаришь над Землей, и думаешь, что можешь жить где-то там, в небесных сферах.
- На звезде, как Маленький принц?
- Да, наверное, так. Я давно мечтаю поставить моноспектакль «Маленький принц». Кстати, артисты на юбилей сделали мне необычный подарок — звезду. И теперь есть звезда по имени Андрей Денников. Мне почему-то кажется, что это именно та звезда, на которой живет Маленький принц (улыбается). Я вообще думаю, что история про Маленького принца очень метафорична. И планеты, по которым он путешествует, — это человеческие сердца. Помните про Баобаб? Если запустить хоть один сорнячок, который, на первый взгляд, похож на хорошее растение, он разрастается и пожирает всю планету. Что это такое? Это, конечно же, зло. И если мы ежедневно из себя не будем выкорчевывать зло, понимая, что оно будет разрастаться, заполняя все сердце.
- Вы сказали «…понимая, что это зло». Однако многие люди путают зло с добром, поскольку критерии размыты.
- Да, путают. Поэтому я поставил «Кармен! Моя Кармен!». У нас все любят говорить о добре и зле, о проблеме выбора и свободе, особенно молодежь. Все хотят быть свободными, не иметь обязательств. Очень модная фраза: «Я никому ничего не должен». Это опасные слова. Поэтому в спектакле я специально показал, что Кармен, которая хочет быть свободной и совершать поступки свободного человека, тем не менее, является куклой. У нее есть кукловод — это ее страсть, Черный Тореадор. Для Кармен это лишь иллюзия свободы, на самом деле, она порабощена страстью.
- И на что же тогда ориентироваться человеку, чтобы не сделать ложный шаг?
- Мне трудно будет ответить на этот вопрос, чтобы это было понятно всем, потому что я человек православный. И думаю, что есть очень хороший ориентир в жизни, — это Христос. Мне близки слова Есенина, обращенные к Грише Панфилову, его единственно дорогому и любимому другу. Он говорил, что Христос для него является идеалом высшей Истины. Хотя Есенин прожил до тридцати лет, тем не менее, мудрость у него была необыкновенная. И я думаю, что это как раз признак гениальности и избранности Богом.
- А как же его дебоширства?
Это во многом легенда. Например, он никогда не ругался матом. И сериал о нем, навязывающий определенный образ, — это пасквиль. Он писал А. Мариенгофу: «Толя, когда я умру, не пиши обо мне плохо. Ложь это все: любил, целовал, пьянствовал». А фильм как раз о том, как любил, целовал, пьянствовал. До Есенина надо дорасти внутренне, это очень трагический поэт. Поэтому, когда артисты говорят, что они с детства любили стихи Есенина, я не верю. Это невозможно. С детства можно любить сказки Пушкина, например.
- Вы, кстати, похожи на Есенина!
- Это фраза, которую я постоянно слышу. В Константинове, где родился Есенин, ко мне подбежала маленькая девочка и спросила: «А вы случайно не предок Есенина?» Я ответил: «Нет, в лучшем случае я мог бы быть его потомком». Но даже это вряд ли, потому что крестьянских корней у меня нет.
- Как же Вы со своими аристократическими корнями можете играть крестьянского сына?
- Есенин — это даже не роль, а состояние души. Я в спектакле вхожу в это состояние: не играю, просто становлюсь Есениным, и все. Ведь в спектакле раскрывается тема ангела на земле, которым и был поэт. И эта тема очень важна в моем творчестве. Ангелы среди нас — это большая редкость. Нужна чуткость, чтобы разглядеть их и сохранить, потому что ангелы быстро улетают. Например, Пушкин, Моцарт, Есенин — все они были ангелами на земле. Но моралисты в первую очередь склонны осуждать гения. Вот говорят: Пушкин любил женщин и карты, Есенин пьянствовал, Нижинский и спал с мужчинами, и сошел с ума — но ведь это были люди, в которых горел Божественный огонь. Им было в тысячи раз сложнее жить, чем «простым смертным», потому что там, где Божественность, там и демоны. Сколько нужно вынести тут, на Земле, сколько на гениев посылается искушений. Это же избранные люди! А обычному человеку что остается? Сидеть и писать книжки: «Вот Пушкин, сколько у него было женщин. Вот он какой охальник!» А чуткий человек должен понять, через какие трудности в земной жизни проходит гений.
- Андрей, а в 26 лет Вы получили звание заслуженного артиста…
- Да, так получилось. Помню, что я ехал на отдых в Литву, вдруг мне звонит наш бывший директор театра, Б.М. Киркин, и говорит: «Хочу тебя поздравить, ты теперь заслуженный артист». А я лежу на верхней полке и думаю: «Ну и что теперь? Ведь неважно, как меня назовут — заслуженный или застуженный, я от этого не меняюсь». Поэтому не скажу, что получение этого звания произвело во мне какую-то перемену.
Вы хотите сказать, что Вам не свойственно тщеславие?
- Тщеславие нет, а вот честолюбие — да. Я люблю аплодисменты. Это тщеславие? Я люблю полные залы. И если про меня говорят плохо, я расстраиваюсь, а если хорошо — не радуюсь. Мне приятно, когда мое искусство оценивают люди, глубоко уважаемые мной, к их мнению я готов прислушаться. Например, Вера Кузьминична Васильева, с которой мы дружим. Наверное, это сложно представить, ведь мне тридцать, а ей восемьдесят два. И тем не менее, мы дружим. Или Екатерина Сергеевна Максимова, великая русская балерина. Хотя мы нечасто общаемся, ее мнение тоже очень важно.
- А оценка критиков?
- Огорчает, когда критики следуют традиции и ругают одно и то же. Вот есть один такой, пишет критические рецензии на спектакль о Нижинском, всячески пытаясь меня обидеть. Он не хочет вдумчиво разобраться: а что, собственно, не так? В «Нижинском» я специально себе задачу поставил — не танцевать. Хотя я умею это делать, отказался танцевать, потому что Нижинский — это легенда. Зачем имитировать его танец? Но критик даже не разобрался — начал ругать манеру исполнения, приняв пантомиму за танец. Судить художника надо по тем законам, согласно которым тот создает свои произведения. Люди не замечают труд, а начинают наклеивать ярлыки: «Это плохо, то плохо». Я, для того чтобы оценивать мою работу, всегда прошу снимать репетиции на видеокамеру, потому что все время нахожусь на сцене и во время прогонов уже не могу быть в зале. А видеокамера всегда следит за мной на всех репетициях. Дома я просматриваю записи, а потом формулирую претензии к себе и к артистам. Я очень жесткий режиссер. Но опять-таки, во имя дела.
- Вы можете унизить актера?
- Могу, если посчитаю, что это педагогично. Потому что актерам свойственна заносчивость, и если ее не сбивать, она вырастает в звездную болезнь, которой я, к счастью, избежал.
- Наверное, и актрис до слез доводите?
- Ну, наверное, довожу. Я очень вредный! Когда смотрю запись, то постоянно делаю замечания: «Это не так! Тут тихо говоришь! С куклой неважно, надо дорабатывать!». Но потом добавляю: «Ребята, я верю, что вы можете это сделать, потому что работаю с талантливыми людьми». Но я почти не хвалю актеров за удачные куски в роли, ибо в следующий раз на сцене они могут вспоминать о том, что у них хорошо получается, и пытаться повторить. А это будет фальшь. Важнее мое участие в творческой судьбе актера, и его профессиональном росте и я осознаю свою ответственность за каждого. Это и есть любовь.
- Андрей, а на личную жизнь у Вас время остается?
- Тут все сложно. Конечно, хочется иногда побыть в одиночестве, нарисовать что-то или стихи написать. Я не считаю себя поэтом, но вынужден им быть, потому что в спектаклях звучат мои стихи. И когда начинается игра разума и чувств, как я это называю, то чувства легче всего выражаются в поэзии. Конечно, хочется и на свидания ходить, но, к сожалению, здесь все быстро заканчивается.
- Что Вы имеете в виду?
- Понимаете, мой разлучник — это театр.
- Неужели Вам не хочется создать семью?
- А у меня есть семья: театр — это моя жена, актеры — мои дети. И я же творю, создаю их своими руками: вот они, мои дети — куклы. Понимаете, у меня обостренное чувство ответственности, оно заставляет меня сразу же думать о том, смогу ли я до конца жизни быть с одним человеком. Любовь, по моему опыту, приносит страдания, но чем больше страдает человек, тем лучше он становится как артист.
- И тем не менее, у Вас есть свой идеал красоты?
- Да, с первого класса над моей кроватью висела картинка — потрет Натальи Гончаровой кисти Брюллова. Понимаете, у меня романтическое представление: важно, чтобы внешняя красота соответствовала внутренней. А мой идеал женщины — это Дона Анна, из «Каменного гостя» Пушкина. Но такая степень преданности, чистоты и глубины — большая редкость. И все же я надеюсь ее встретить.